Новости
Заведующий кафедрой библеистики Московской духовной академии протоиерей Александр Тимофеев дал интервью о состоянии современной библеистики
В преддверии общецерковной богословской конференции по библеистике портал Учебного комитета продолжает публикацию серии интервью с заведующими кафедрами библеистики российских духовных академий и семинарий. О состоянии библеистики в России и на Западе, о работе библейской кафедры МДА и отношении к реформе образования, о перспективах нового перевода и необходимости комментированного издания Библии – рассказывает и.о. заведующего кафедрой библеистики Московской духовной академии протоиерей Александр Тимофеев.
Отец Александр, 26-28 ноября в Общецерковной аспирантуре и докторантуре имени святых Кирилла и Мефодия будет проведена общецерковная конференция по библеистике. Это значимое событие?
Да, событие значимое. Общецерковные конференции проводятся у нас регулярно, раз в два года. Но конференции по библеистике я не помню уже давно, обычно выбираются какие-то богословские темы. Тем не менее, библейские вопросы всегда находятся на острие вопросов богословских и может быть то, что в прошлом у нас не часто проводились конференции по библеистике, свидетельствует не о том, что вопросов нет, а о том, что во многом наша библейская наука находятся в состоянии первоначального роста, первоначального развития. Тем не менее, определённый рост есть, и уже складывается сообщество православных исследователей Священного Писания. По крайней мере, когда смотришь на перечень имён участников конференции – понимаешь, что собираются люди с разных учебных заведений, с разных кафедр, которые так или иначе знают друг друга, встречаются, читают лекции друг у друга, участвуют в совместных археологических экспедициях, поездках по Святой земле, издают совместные сборники. Следовательно, понимаешь, что определенное библейское сообщество складывается, и это уже хорошо.
Преподаватели Московской духовной академии участвуют в конференции?
Конечно, участвуют: четыре постоянных преподавателя Академии и пять совместителей, то есть довольно много. Могли участвовать и другие: некоторые достойные сотрудники кафедры не представлены. Будем надеяться, что состав и количество участников будет увеличиваться.
Доклады в основном экзегетического характера, или разные?
Разные. Они касаются вопросов и святоотеческой экзегезы, и библейского богословия, и вопросов, касающихся исторического контекста Библии. Почему-то в этот раз не пригласили на секцию по вопросам перевода Священного Писания...
Как часто происходят крупные конференции по библеистике? В Московской академии они бывают?
Да. Практически каждый год с момента основания кафедры мы проводим научные конференции по экзегетике и герменевтике Священного Писания, нередко двухдневные, довольно большие. Также периодически проводим семинары, связанные с отдельными вопросами преподавания Священного Писания. Также библейские конференции проводятся в Санкт-Петербургской академии, в Смоленской семинарии, в Свято-Тихоновском университете. Обычно преподаватели нашей кафедры в них участвуют.
Бывают ли на них иностранные исследователи?
Бывают. Как правило, мы приглашаем православных библеистов: греков, румынов, сербов. Инославных – редко, потому что у нас всё-таки другой контекст, другая методология.
В чем же разница?
В некотором смысле с западной библеистикой мы постоянно оказываемся в каких-то параллельных реальностях. Исторические реалии таковы, что общий мировой научный процесс в области библеистики был порождён реформацией. Для протестантов изначально был важен вопрос в первую очередь о происхождении и атрибуции книг Священного Писания. А этот вопрос в свою очередь порожден другим: когда и где Церковь перестала понимать слово Христа (а может быть уже апостолы перестали его понимать?). Либеральная библейская критика занимается поиском «исторического» Иисуса и т.д. Многие из этих вопросов, хотя и возбудили общественное мнение, на самом деле далеки от нужд Православной Церкви. Для нас эти вопросы не столь важны: они, в общем-то, большей частью уже решены в церковной традиции, Церковь уже совершила рецепцию текстов, канон давно сформирован. Канон Св. Писания мы не собираемся подвергать пересмотру, это было бы нелепостью. Если и приходится заниматься подобными вопросами (т.е. вопросами исагогики), то те работы, которые у нас пишутся – апологетические, то есть это реакция на какую-то тему, поставленную в западном богословии. Кто-то начинает обсуждать подлинность или происхождение послания апостола Павла или какого-нибудь фрагмента Священного Писания – и мы пытаемся нашу традиционную точку зрения защитить. Но ведь это вопрос вторичный, первичный вопрос – это понимание Священного Писания, усвоение его и жизнь в соответствии со Священным Писанием. Слово Божие должно в первую очередь так изучаться. Может быть, когда-нибудь придёт такой этап (на самом деле я думаю, что он уже близок), когда западная традиция, изжив какие-то крайности внешнего изучения Священного Писания, обратится к сути.
Значит, в области библеистики нам нечему поучиться на Западе?
Ну почему же, в своё время ещё священомученник Иларион Троицкий писал, что «немцы много чего интересного накопали в области истории происхождения текстов, в этом они впереди, неплохо бы и нам знать, и мы в этом отстаём». И здесь своя правда есть. Допустим, если мы возьмём текстологию Священного Писания: изучение текста, его истории, значение рукописи, историю происхождения, – этим можно пользоваться, есть объективные данные. Студентов мы учим работать с критическими изданиями текстов Писания, с изданиями кумранских рукописей, пользоваться библейскими программами: Bible Works и др. – без них сейчас ни один библеист не обходится. В настоящий момент действительно огромная работа проведена по изучению рукописей. Колоссальную роль сыграла находка кумранских рукописей, например, библейские тексты которых предшествовали масоретской традиции.
Хотя и здесь ключевым остается вопрос методологии. Чтение из какой рукописи принимать за основное? Западный подход: чем древнее текст, тем лучше. Допустим, мы в древней рукописи ΙΙΙ века видим один вариант чтения, в рукописи более поздней – другой вариант. Наше церковное чтение основано, к примеру, на более поздней рукописи. Cовременный западный текстолог сразу скажет, что более древнее чтение вернее. А мы будем исходить из традиции: как Церковь к этому относилась. Будем выбирать богословски верное чтение, авторизованное Церковью. Для этого есть и рациональное обоснование: у нас есть, например, только одна рукопись ΙΙΙ века, но это не значит, что во всех рукописях ΙΙΙ века было именно так.
Насколько популярна библеистика у абитуриентов МДА?
К нам всегда идёт относительно немного студентов, меньше чем на другие кафедры, потому что у нас высокие требования к изучению языков. Во-первых, изучаются древние языки: греческий, еврейский и арамейский, кроме того, два новых языка. Хотя те кто, поступают, как правило, не жалеют. У нас используются довольно хорошие новые, апробированные методики, и студентам удается выучить язык. Можно ведь учить долго и не выучить, а у нас языки выучивают. Мы следим не за количеством, а за качеством.
Есть ещё одна причина – недостаточное понимание студентами бакалавриата проблем, связанных со Священным Писанием. У нас в семинариях изучается святоотеческое наследие, богословие, литургика и т.д. Но получается так, что наследие Святых Отцов изучается, в основном, по полемическим произведениям богословских споров того времени – эпохи Вселенских Соборов и более поздней. В то время как изначально святоотеческое богословие было именно библейским: в патристике центральные темы – темы экзегезы, герменевтики. Многих Святых Отцов мы изучаем как полемистов, в то время как у них огромный корпус экзегетических трудов, который до сих пор даже не перевели на русский язык. Кстати, мы на кафедре занимаемся постепенным их переводом, публикуем в сборниках.
Выходит, кафедра дает знание древних языков, достаточное для переводов святоотеческих текстов?
Да, у нас довольно много пишется работ с переводами святоотеческих творений. Чаще переводят с греческого и латыни, хотя и с сирийского тоже. Студенты, изучившие арамейский язык, могут и на сирийском читать.
Надо отметить, что на Кафедре библеистики МПДА, помимо древних языков, преподается большой круг дисциплин, связанных с исследованием Писания: библейская и философская герменевтика, святотеческая экзегетика (причем изучаются оригинальные тексты), библейская археология, текстология, греческая, латинская и славянская палеография, история западной библейской критики, история древнего мира, библейское богословие, литургическое предание Ветхого Завета и Св. Писание в богослужении.
А плохая осведомленность абитуриентов магистратуры в вопросах библеистики не связана ли с недостатками преподавания в бакалавриате?
Да, есть такая проблема. Буквально только последние два-три года на бакалавриате МДА сложилась более благоприятная ситуация в этом смысле и студенты уже более осознано идут к нам на кафедру. Дело в том, что мы создавали сначала новую магистратуру кафедры, затем аспирантуру и только теперь есть возможность менять ситуацию на бакалавриате, когда появились молодые талантливые выпускники кафедры. Многие из них пишут сейчас докторские диссертации в Общецерковной аспирантуре.
К сожалению, нельзя сказать о высоком уровне преподавания Библейских дисциплин и во многих региональных семинариях. В лучшем случае, это какое-то начётническое знание текста без понимания проблемных вопросов. У меня есть надежда, что со временем эта ситуация будет исправлена, но для этого нужно вовлечение большего количества людей и более активная публикация результатов. Мы этим занимаемся. Теперь регулярно будет выходить сборник трудов кафедры, первый номер издан в начале июня (394 стр.), к концу декабря выйдет второй, я принимаю статьи уже в третий.
Какие темы научных работ выбираются студентами: больше экзегетические, вопросы исагогики или переводы?
Темы выбирают разные. Конечно, немалую долю занимают темы, связанные со Святоотеческими толкованиями и переводами. Но бывают темы и по библейскому богословию, и темы, связанные с переводами и изучением отдельных памятников: например, таргумов, апокрифических памятников. По библейской археологии тоже берут работы. То есть темы довольно разные, нельзя сказать, что мы занимаемся только святоотеческим наследием. Мы довольно активно охватываем весь спектр библейских дисциплин, хотя, конечно, тех, кто занимается святоотеческим наследием, всегда больше и это, на мой взгляд, хорошо.
31 мая этого года на кафедре библеистики МДА был семинар по поводу создания комментированного учебного перевода Священного Писания. Было составлено коммюнике, регулирующее эту деятельность. Как идет работа в этом направлении?
Это совместный проект Московской и Санкт-Петербургской духовных академий. Мы работаем в этом направлении: проводим семинары, в феврале будет проводиться конференция, на которой уже будут представлены некоторые результаты комментирования текста. Вопрос назрел, потому что последнее, что создавалось в Русской Православной Церкви – это «Толковая библия» Лопухина. Все остальные комментарии или переводные, или репринт, или издания типа Брюссельской Библии, основанной на переводе комментариев католической Иерусалимской библии. То есть это католический комментарий – безусловно, популярный, но не исчерпывающий. Мы постараемся в этом комментарии учесть как вопросы исагогические: исторические, археологические, культурные – так и святоотеческое наследие. Мне кажется, подобный комментарий будет полезен тем, кто будет серьезно изучать Священное Писание: студентам бакалавриата, учащимся воскресных школ, гуманитарных учебных заведений. Процесс, конечно, не быстрый, но мы этим занимаемся.
А вопрос о новом переводе Священного Писания сейчас стоит перед Церковью?
Вопрос о переводе, скажем так, всегда стоит, потому что вопрос перевода – это вопрос понимания. Язык меняется, меняется общество, человеческое сознание – и каждое поколение дает какое-то новое понимание. Мы с Вами уже говорим на другом языке – не таком, как наши родители говорили. Главный вопрос – чтобы в новом переводе была преемственность. Появляется очень много новых переводов, которые совершенно выпадают из церковной традиции. Например, новый перевод Библии, выполненный Российским библейским обществом. Он касается и Ветхого Завета, и Нового Завета. Ветхий Завет издан параллельно с еврейским текстом.
Наверное, Септуагинта вообще не учитывается?
Учитывается, но дело не только в этом. Не видно никакого преемства: перевод сделан как будто с чистого листа, как будто до этого тысячу лет в России Библию никто никогда не читал, не переводил. Традиции св. Кирилла и Мефодия, принципы, сформулированные свт. Филаретом Московским совершенно не учтены, а это очень важные принципы. Кроме того, вопрос, с какого текста переводить. При переводе Ветхого Завета нужно обязательно учитывать Септуагинту. Это хотя и перевод, но перевод более древний, чем масоретский текст, огласовка которого закончила формироваться к VIII в. после Рождества Христова, а Септуагинта – до Рождества Христова, то есть текст нейтральный, тогда как масоретский текст явно не христианский, а в некоторых местах – осмысленно антихристианский. Поэтому христианский перевод без учета Септуагинты просто невозможен, он будет просто слепо следовать раввинистической традиции. Сейчас при переводе нужно учитывать и кумранские рукописи, которые тоже дают разночтения, новые варианты и понимания. Среди библеистов развилось понимание того, что в основе масоретского текста и Септуагинты лежат разные группы еврейских текстов: Палестинская и Александрийская. Поэтому разночтения между масоретским текстом и Септуагинтой связаны не только с мнимым недопониманием переводчиков, но с тем, что в основе разные тексты, разные традиции. Нам же обязательно надо учитывать византийский текст большинства, т.е текст подтвержденный литургическим употреблением. Без учета этого мы получаем текст, который отрицает всю церковную традицию.
Значит, перевод еп. Кассиана (Безобразова) тоже не признается Церковью?
Это перевод интересный, там много неплохих находок. В чем-то он более правильный, чем синодальный перевод. Но его нельзя считать окончательным, кроме того, он был сделан с критического (т.е. эклектического издания греческого) текста.
И все же синодального перевода сейчас недостаточно?
Наверное, нет. Отчасти устарел язык, но дело не только в этом. Синодальный перевод тоже сделан в русле определенной богословской академической традиции. На какие-то вещи мы сейчас можем по-другому посмотреть, потому что сделано, например, большое количество новых переводов святоотеческих толкований.
Есть ли сейчас конкретные планы работы над новым церковным переводом, или вопрос еще не назрел?
Мне кажется, сейчас важнее издание толкового текста Священного Писания. И второй очень важный вопрос – вопрос просвещения, построения на приходах библейских кружков, то есть чтение и изучение Священного Писания большим количеством народа. Это гораздо важнее нового перевода, который может стать просто новой книгой на полке, которая не читается. Некому читать будет. Кроме того, у нас есть тенденция, что люди, не понимая толком языка, особенностей толкования и видя при этом изменения текста, сразу начнут подозревать какое-то богословское изменение, провокацию или что-то в этом роде. В этом случае перевод стимулирует не чтение Священного Писания, а просто разделение, церковный раскол. Поэтому вопрос нового общецерковного перевода, по большому счету, еще не созрел. Он, безусловно, нужен, но к нему нужно готовиться не только современными переводами, но и, в первую очередь, просвещением.
А когда дело дойдет до перевода – кто будет этим заниматься? Московская духовная академия сможет в этом участвовать, как Вы думаете?
Я не думаю, что сейчас стоило бы затевать перевод такого типа, как он делался до революции, когда текст поделили между академиями. В одной академии сейчас едва найдется достаточно сил для перевода. Тут стоит ориентироваться на благой опыт католической Церкви. Очень хороший опыт создания, например, современного итальянского перевода после ΙΙ Ватиканского Собора. Формировались группы исследователей-переводчиков. В группу обязательно входил епископ (обязательно доктор в области библеистики), библеисты и богословы, профессиональный лингвист, обязательно человек с музыкальным образованием, чтобы перевод был мелодическим. По-хорошему, современный перевод может сделать только такая обширная комиссия, которая при этом должна заниматься не всей Библией сразу, а например, одним Евангелием.
Кроме того, на создание, например, современного итальянского перевода ушло больше пятидесяти лет, зато этот перевод так или иначе принимается традицией. Сейчас его осторожно апробируют, не в качестве обязательного. Его используют при служении мессы и так далее.
У нас есть другая проблема. У нас славянские текст, который используется при богослужении, к сожалению, неисправен, и давно уже не исправлялся – с XVII века. И боязнь раскола при исправлении богослужебных или библейских текстов довлеет, как дамоклов меч. Вплоть до того, что даже исправления, сделанные при составлении Елизаветинской Библии в XVIII веке, до сих пор не внесены в текст богослужебного Евангелия. Так что вопрос довольно сложный. Отдельно стоит вопрос нового перевода, отдельно – вопрос исправления текста, который не менее важен. Но если не спеша и по-серьезному подходить к этим вопросам, постепенно можно их решить.
Как Вы считаете, в каком состоянии сейчас находится библейская наука в России? Какие у нее перспективы?
Сейчас мы находимся на начальной стадии, в муках рождения, все это осознают. У нас еще только-только начинают складываться профессиональные центры подготовки библеистов. Есть люди, которые занимаются Священным Писанием: богословы, филологи... Но, к сожалению, у нас нет универсальных специалистов, которые бы знали и богословие, и историю церковной традиции, и филологию, и Священное Писание. Библеистика в таком состоянии, как нам бы хотелось ее видеть, - это дело следующих поколений. Мы в настоящее время предпринимаем большие усилия в этом направлении.
Какие могут быть переспективы у человека, который занимается библеистикой?
Если говорить об общецерковном уровне, то, прежде всего, сейчас необходим исследовательский институт. Помимо кафедр, докторантуры, аспирантуры – общецерковный исследовательский институт. При этом обязательно нужно, чтобы инициатива по его созданию исходила сверху, от Священноначалия. В свое время у католиков, при засилии протестансткой библеистики, историко-критического метода, этот вопрос тоже стал. В начале ΧΧ века, по благословению папы Пия X, был создан Библикум, папский библейский институт. Католики осознали, что иначе сопротивляться протестантской библеистике и распространению модернизма будет невозможно, если они не будут выращивать свои кадры, библеистов высокого уровня. Надеюсь, что это осознание со временем придет и к нам.
Это очень нужно. Нужно, чтобы выпускники кафедр занимались не только преподаванием, но и научно-исследовательской работой. Это будет способствовать и дальнейшему распространению знанию Священного Писания, и просветительской, и миссионерской работе…
Текущая реформа образования: Болонский процесс, стандарты третьего поколения – насколько все это помогает учебному процессу? Например, существует норма, что лекционные занятия должны занимать не более 40% аудиторных занятий, а также значительное время уделяется самостоятельной работе студентов. Это все реализуется в какой-то мере?
Ну то, что от школьно-урочной системы надо уходить – это давно было понятно, и вне Болонского процесса, мы уже давно пошли этим путем. Дело не в стандарте. Стандарт, по большому счету, только определяет форму. Вопрос в готовности самих преподавателей и студентов работать по-новому и более активно вовлекаться в процесс исследований. На нашей кафедре мы активнейшим образом используем систему семинаров. Если посмотреть на расписание кафедры библеистики, то у нас семинаров сейчас ровно 50% из аудиторных занятий. Мы фактически единственная кафедра, которая эту норму выполняет. Что касается самостоятельной работы студентов, то для этого у нас в Академии (нужно называть вещи своими именами) просто недостаточно физических возможностей. Нет места, чтобы студенты могли в тишине спокойно заниматься. Нет читального зала, плохо оборудованы аудитории, в комнатах живут в тесноте. Уже хотя бы поэтому, я считаю, делать акцент на самостоятельной работе вне аудиторий или совсем переходить на нее – рано. То же самое относится к послушаниям: перегруженность послушаниями отнюдь не способствует самостоятельной работе. Кроме того, есть общая расхоложенность студентов – связанная с первородным грехом, видимо. Поэтому самостоятельная работа студентов в нашем случае должна вестись на семинарах под руководством преподавателя. Так что такие проценты, которые задаются Болонским стандартом, в наших условиях сейчас невыполнимы.
Что бы Вы пожелали студенту, желающему изучать библеистику?
Пожелал бы, во-первых, полюбить чтение Священного Писания. Читать Священное Писание ежедневно. Из ежедневного чтения и любви к Священному Писанию вырастает библеистика. Если этого нет, Священное Писание всегда останется просто далеким и холодным текстом. Очень плохо, если студент будет изучать его просто как некий учебник, чтобы лишь прочитать и знать некие тексты. Как Христианство вообще зиждется на любви, так православная библеистика зиждется на любви к слову Божию. Кроме того, надо помнить святоотеческую заповедь: «Слово Божественного Писания ты читай делами, а не многословием или тщеславясь своим простым пониманием» (преп. Марк Подвижник). Вот этого хотелось бы пожелать.
Беседовал иерей Павел Лизгунов.
http://www.uchkom.info/index.php?option=com_content&view=article&id=2711:2013-11-25-17-46-40&catid=28:2010-06-02-05-34-34&Itemid=4